«Комитет против пыток» займется выяснением мотивов самоубийства подростка

Сотрудники «Комитета против пыток» проводят расследование причин самоубийства 17-летнего подростка, которые повесился на проводе телевизионной антенны в декабре этого года. Об этом сообщает «Криминальная хроника». 

Причиной проверки стало письмо психиатра-нарколога Бутурлинской ЦРБ Вячеслава Токарева, который обратился за помощью в расследовании этого инцидента к лидеру ЛДПР Владимиру Жириновскому.

Текст письма также был опубликован на форуме Бутурлинского района и подписан Вячеславом Токаревым.

Текст письма:

«Я, Токаренко Вячеслав Борисович, врач психиатр – нарколог ГБУЗ НО «Бутурлинская ЦРБ» 08.12.12, в субботу, около 18 часов принял телефонный звонок от несовершеннолетнего Сорокина Михаила Александровича, который последние 4 месяца взят был мною как членом районной комиссии по делам несовершеннолетних под индивидуальный контроль и опеку, так как находился на учёте в КДН как неблагополучный подросток, склонный к аддиктивному поведению.

По телефону Миша сообщил мне, что он не вор и прощается со мной, уходя из жизни. Я, в чём был, побежал к нему домой, нашел его в бане с петлёй на шее повешенным, но, так как ногами он ещё доставал до земли, успел вынуть его из петли, отвёл к себе домой, успокоил, напоил чаем и услышал от него следующее:

Около 12 часов дня в субботу, 08.12.12, четыре сотрудника Бутурлинского отдела полиции приехали к нему домой, вызвали его в полицейский «Уазик» и там требовали от него признаться в краже бензопилы и сенокосилки; когда Миша категорически отказался взять на себя не совершенное им преступление, они отвезли его к дому, где якобы совершена была кража на улице Калинина и сказали: «Вот здесь ты и украл», указав, что теперь у них на месте кражи есть его отпечатки пальцев, и они всё равно его посадят. Миша отрицал кражу и потребовал у них присутствия матери и ордер, после этого они его отпустили со словами: «Всё равно тебя посадим».

Михаил вернулся домой, испугался и решил покончить с собой, так как не хотел сидеть в тюрьме, при этом он написал мне 2 записки, положил их в карман, написал на стенах бани проклятия «ментам», вынул из трико шнурок и на нём повесился; уже вися в петле, он смог позвонить мне, что его и спасло, к сожалению, как потом выяснилось, только ненадолго!

Уже у себя дома я в его присутствии, чтобы его успокоить, позвонил по телефону начальнику полиции, подполковнику полиции Бычкову С. А., с которым в то время я находился в хороших отношениях, поэтому у меня был его номер сотового телефона, и сообщил о произошедшем со словами: «Ваши ребята, кажется, перестарались, я бы хотел, чтобы они приехали ко мне домой и немедленно извинились перед Мишей, иначе у них будут большие проблемы». Сергей Александрович Бычков просил меня не обращаться в прокуратуру, так как в понедельник приедет сам (он живёт в г. Сергач) и разберётся, и непременно накажет их.

На следующий день, в воскресенье, утром Миша пришел ко мне, помогал убирать снег, починил оконную раму на лоджии, играл с моей 7-летней дочкой и катал её на снегокате. Вечером он спокойно поужинал и ушел домой. Мы договорились, что утром в понедельник, 10 декабря, он придёт ко мне в 7ч. 30 мин., и, как обычно, я подвезу его в техникум на своей машине по пути на работу.

Утром Миша не пришел в 7ч. 30 мин., я заехал к нему домой, думая, что он проспал, (как обычно) потому, что телефон, который я ему подарил, принимал гудки, но он не отвечал. Дверь его квартиры оказалась закрытой, на стук никто не отвечал, вышла соседка, сказала, что Мишу не видела, в окнах темно.

Приехав на работу, я продолжал названивать Мише по телефону несколько раз, но ответа не было, только гудки. Около 11 часов утра я позвонил на сотовый телефон начальнику полиции подполковнику Бычкову С.А., и спросил: «Миша пропал, на звонки не отвечает, он не у вас?» На что мне непривычно грубо он ответил: «Что это ты так волнуешься, чего лезешь не в своё дело?» Тут, конечно я взволновался не на шутку и потребовал от него немедленно начать поиск несовершеннолетнего уже в официальной форме, мотивируя это тем, что, если Миша не в полиции, то, возможно, он уже где-то в подвале висит! Сначала мне он ответил, что только через 2 дня, но, когда я ему напомнил, что теперь несовершеннолетних ищут сразу, он сказал: «Вешается? Ну и пусть вешается! Одним подонком будет меньше!»

После таких слов я немедленно позвонил и. о. прокурора Бутурлинского района, заместителю прокурора В. П. Зудову, и рассказал о том, что происходит, и попросил его проверить следственный изолятор полиции, возможно, там незаконно содержат Мишу Сорокина. Через час В. П. Зудов позвонил мне сам и сказал, что Миши в полиции нет, он проверил все кабинеты, и поиски уже начались.

Вечером 10.12.12 около 16 ч. 40 мин. я, вернувшись с работы, встретил свою дочь-первоклассницу из школы и находился около подъезда своего дома вместе с ней и своей собачкой, подъехала полицейская «Нива», в которой сидели 2 майора полиции и инспектор ОПДН капитан полиции Хорева С. Б., с которой мы до этого момента были в приятельских отношениях. Улыбаясь мне, она взяла мою дочку на руки и, когда я спросил её, нашелся ли Миша, ответила: «Ищем!» Знал бы я в тот момент, что происходило час назад…

Через полчаса ко мне домой с выпученными от страха глазами вбежал Миша Сорокин, который мне рассказал следующее: возвращаясь в воскресенье вечером от меня к себе домой, уже в темноте, он увидел тот же полицейский «Уазик», который приезжал к нему в субботу с теми же полицейскими, которые явно караулили его. Пробравшись скрытно дворами домой, Миша спрятался в шифоньере, правда, перелезая через крыльцо, выронил сотовый телефон в снег. Поэтому он не смог мне позвонить. До 5 утра просидев в шифоньере, он заснул и проснулся около 15 часов, когда его обнаружили сотрудники полиции и инспектор ОПДН к-н полиции Хорева С.Б.

Не давая ему прийти в себя, она немедленно потребовала подписать протокол о том, что он не вешался, что это всё он придумал, а доктор специально шум поднял. Тогда с него снимут все подозрения в краже и его снимут с учёта в полиции. Испуганный и затравленный Миша всё подписал, затем они пошли на кухню и приказали подписать протокол матери, которая ничего не слышала из их разговора.

Потом они приказали Мише открыть баню, срезать петлю с балки, сорвать листы картона, на которых он написал проклятия «ментам» перед тем, как повеситься, всё это потребовали сжечь немедленно в печке, что он и сделал, потом капитан Хорева С.П. снимала на цифровую камеру уже очищенную от улик баню, затем они уехали. В это время снова зазвонил телефон, и Миша его нашел у крыльца.

Успокоившись, Миша пошел в сарай рубить дрова, принеся 2 вязанки дров домой, он пошел за третьей и вновь увидел полицейскую «Ниву», подъезжающую к его дому, он спрятался на веранде и услышал, как один из полицейских сказал капитану Хоревой С.П.: «Надо забрать его в отдел, а то ещё откажется от своих показаний». Миша просидел за ящиками минут 20, пока полиция искала его дома, затем они уехали (как теперь понятно, ко мне и, обнаружив, что его у меня нет, поехали дальше). Это всё в точности я записал со слов Миши Сорокина.

Через полчаса Миша был у меня дома, я немедленно позвонил и. о. прокурора В. П. Зудову на сотовый телефон, так как он уже закончил работу и уехал домой в другой населённый пункт, я сообщил ему, что Миша только что прибежал ко мне, что полиция действует так, как будто они уничтожают улики, Миша сам говорил с прокурором по телефону и рассказал ему это, на что В. П. Зудов ответил, что главная улика у Миши на шее, и, чтобы и она не исчезла, я немедленно должен его отвезти в приёмное отделение ЦРБ и освидетельствовать у дежурного врача, что я и сделал.

Около 20 часов вечером 10 декабря Михаил Сорокин был освидетельствован в приёмном отделении Бутурлинской ЦРБ, о чём есть подробная запись дежурного врача, я вместе с дежурным врачом зафиксировал на камеру сотового телефона на шее у Михаила наличие «Странгуляционной борозды». По окончании освидетельствования, я попросил дежурного врача сообщить об этом в полицию через 5 минут после нашего отъезда и что мы выезжаем в Нижний Новгород в Следственный Комитет.

Подъезжая к дому, я увидел, что у моего подъезда стоят уже две полицейские машины, я потушил фары и на большой скорости смог уйти от погони, скрывшись в переулках. В одном из переулков мы увидели машину ГИБДД, Миша лёг на пол между задними сидениями, а я, как ни в чём не бывало, поздоровался с ними и спросил, что происходит, кого они ищут здесь в тупике. Мне ничего не ответили, и я уехал спокойно, не торопясь. После чего я вынужден был обратиться к друзьям за помощью, мою машину спрятали в гараж, отдали свою, и я сам увидел, что весь посёлок контролируется полицейскими машинами на всех выездах, и около Мишиного дома стоят 2 машины полиции, моя жена позвонила мне и сообщила, что к нам домой в дверь рвутся сотрудники полиции и требуют открыть, она сказала им, что я уехал, дома маленький ребёнок и она не откроет.

Всё это видят соседи, весь дом и недоумевают, звонят мне. Я обо всём в это время докладываю прокурору района по сотовому телефону. Понимая, что происходит явное нарушение закона со стороны полиции, я обращаюсь ко всем своим знакомым, они по цепочке к своим, которые под видом гуляющих сообщают мне о передвижениях полиции, и узнаю, что около Мишиного дома дежурят 2 машины полиции, около моего дома – одна, на выездах патрулируют ещё около 8 машин, в том числе и на личных автомобилях. В это время на мой телефон позвонил участковый Богданов, который сообщил мне, что я украл Мишу у его матери, и потребовал немедленно вернуть его домой. По моей просьбе Миша со своего сотового телефона позвонил на телефон участкового Богданова и попросил позвать к телефону мать, сообщил ей, что он со мной находится добровольно и следует по трассе в Нижний Новгород в прокуратуру.

Мать, которая раньше не беспокоилась о нём неделями, потому, что пила запоями, продолжала настаивать на его немедленном возвращении, так как полицейские ей сказали, что будет хуже. Я предложил участковому Богданову (для уточнения ситуации) что мы, подъезжая к Нижнему Новгороду, остановимся сейчас на посту ГИБДД, и сотрудники полиции засвидетельствуют, называя свои номера жетонов и телефоны, что Миша свободен и едет со мной добровольно в Следственный Комитет, участковый Богданов отказался, сославшись на то, что он знает, что мы не покидали Бутурлино, и я его обманываю. Из этого я сделал вывод, что наши сотовые телефоны отслеживаются незаконно, без санкции прокурора, и мы их выключили, одолжив у друзей их телефоны на время. Утром я обратился за помощью в Управление собственной безопасности УВД Нижегородской области, в ФСБ, в Следственный Комитет Н.О., где подробно описал наши с Мишей злоключения и то, в каком положении мы сейчас находимся, когда весь отдел полиции Бутурлино фактически охотится за нами, к счастью, пока безуспешно.

Дождавшись приезда прокурора и возвращения его из судебного заседания, мы с Мишей, лёжа на дне автомашины моего знакомого, благополучно преодолели несколько «кордонов» полиции, окружавших прокуратуру, «десантировались» прямо в дверь прокурора, где впервые за это время почувствовали себя в безопасности!

Многие подумают, что это какой-то детектив и я всё это накручиваю. Мне 57 лет, я офицер, военный пенсионер, прослуживший в Российской Армии 25 лет, служил в Закавказье, инвалид войны, имею правительственные награды, никогда не имел травм головы, никогда не страдал психическими заболеваниями, сам – врач психиатр с большим стажем, в прошлом был главным наркологом Ульяновской области, сейчас уже полтора года, как ушел на покой в сельскую местность, живу в Бутурлино с молодой женой, воспитываю 6-ти летнюю дочку, работаю только для удовольствия, так как зарплата в несколько раз меньше моей военной пенсии. Спиртного не употребляю.

Миша Сорокин из очень бедной семьи, мать работает дояркой, отца нет, он несколько лет назад повесился. Никаких мотивов для такой неравной войны со всей полицией у меня нет и быть не может, разве что ЧЕСТЬ!

Прокурор потребовал от полиции доставить в прокуратуру мать Миши, куда она была привезена в сопровождении всё тех же ст. л-та Богданова и к-на Хоревой С.Б. В кабинет к прокурору Хореву не пустили, только мать и сам Миша. Мы остались в коридоре. И тут наконец я смог спросить С. Б. Хореву: «Как же так, Светлана Борисовна, вы держали на руках мою дочь, мило мне улыбались, а в это время у вас лежали в папке подписанные под давлением Мишины протоколы, и вы, оказывается, искали его у меня дома, чтоб я не узнал ни о чём? Где ваша совесть, где честь офицера, где элементарная порядочность??? Как вы могли состряпать заявление матери Миши о том, что я его украл, когда полгода назад сами ко мне его приводили с просьбой о помощи трудному подростку и сами же радовались со мной тому, что благодаря мне он снова стал учиться в техникуме, встал на нормальный жизненный путь? Уж кто-кто, а вы-то сами знаете, как пила его мать, которой не было до него никакого дела??? Неужели корпоративная солидарность и приказ начальника могли заставить вас вопреки здравому смыслу и закону сжигать улики и преследовать нас обоих? Интересно, а, если бы мы не ушли, вы бы применили силу ко мне, чтобы обыскать без санкции прокурора? Я бы сопротивлялся! И вы бы били меня дубинками?» На мои вопросы последовал ответ: «Это всё ложь, Миша всё придумал». Но я всё это видел собственными глазами, у меня тоже галлюцинации? Ответа не последовало!!! Михаил в присутствии матери вручил прокурору собственноручно им написанное на 6 тетрадных листах заявление с подробнейшим описанием всех событий (сканированные копии его заявления прилагаются).

Прокурор оформил Мишины показания на 2-х страницах и копию вручил Мише, заверив, что больше его никто не тронет, он может жить спокойно, а документы будут немедленно переданы в следственный комитет в Б. Мурашкино и там разберутся. Я задал вопрос о том, как же быть с «делом о похищении подростка врачом наркологом», на что мне был дан ясный и понятный ответ: «Ну, мать сейчас же заберёт заявление, она к вам претензий не имеет», на что мать Миши ответила согласием.

Как только дверь в кабинет прокурора закрылась, участковый Богданов и к-н Хорева обратились к этой малограмотной женщине, показывая ей на бумаге, что она расписалась об уголовной ответственности «за заведомо ложный донос, ст. 306 УК РФ» и произошло то, что затем сыграло роковую роль во всей этой трагедии.

Мать Миши отказалась отзывать заявление о похищении ее несовершеннолетнего сына, я снова попросил прокурора уточнить ситуацию, и он с удивлением услышал её отказ. Едва не покрутив пальцем у виска, удивлённый прокурор сказал, что он не может её заставить, но раз вопреки здравому смыслу господа полицейские продолжают настаивать, мне придётся дать им письменные объяснения прямо в прокуратуре, что я и сделал, продиктовав Богданову диктант на 2-х листах, в котором вкратце описал то, что вы уже прочитали.

Будь я учителем, поставил бы ему двойку за диктант, пришлось исправлять массу ошибок, затем: с моих слов записано верно, мною прочитано и - подпись. Миша пытался уговорить мать написать отказ, однако она была так испугана, что не согласилась. Полицейские после этого уехали, а мы с моим «похищенным» Мишей вдвоём вышли и пошли пешком, а вокруг - ни одного полицейского! Уставшие, мы сели в такси и поехали к друзьям, где я вывел свою машину из гаража, где её прятали, и поехал обратно в прокуратуру отвозить спрятанные в укромном месте Мишины предсмертные записки, которые так хотели отобрать у меня всем отделом полиции Бутурлино. Когда я вошел с записками в кабинет прокурора, там уже сидел подполковник Бычков С. А., и вид у него оставлял желать лучшего, хотя я тоже не спал 2-е суток.

Я взял отпуск на этот день и на следующий за сдачу крови как донор и весь следующий день отсыпался, поэтому попросил своего знакомого отвезти Мишу на моей машине в среду, 12 декабря 2012 года, с его законным представителем – зам. директора техникума по воспитательной работе С.Б.Куличенковой - в Большое Мурашкино в Следственный Комитет, где, как обещал и. о. прокурора Бутурлинского района, разберутся. Если б я знал, поехал бы сам, но я устал и отсыпался, всё ж не тот возраст, как раньше. Миша оттуда вернулся домой, как я потом узнал, полностью упавши духом. В присутствии С. Б. Куличенковой следователь С. К. задал Мише несколько вопросов, уточнил, зачем это ему понадобилось убегать от полиции вместе с доктором, если он, Михаил, ничего на воровал, спросил, не привиделось ли ему всё то, о чём он написал, задал вопрос о том, кем для него является врач-нарколог Токаренко В.Б., и очень удивился тому, что Миша ответил: «Это мой самый лучший друг». Спросил, сколько ему лет – 17, а доктору – 57, уточнил: что же вас может связывать? И отдал Мише заявление его матери, в котором он с удивлением и ужасом прочитал:

«Прошу вас принять меры в розыске моего несовершеннолетнего сына Сорокина Михаила…, который без моего разрешения выехал в Нижний Новгород вместе с наркологом-врачом Токаренко В. Б. Также прошу привлечь к ответственности Токаренко В. Б., который без моего разрешения удерживает моего сына Михаила и не желает вернуть домой». За заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ предупреждена, и её подпись. На бумаге стоит виза С. А. Бычкова «к рассмотрению», дата - 10.12.12., штамп отдела полиции Бутурлино о регистрации в книге учёта сообщений о происшествиях с номером 1112 и датой 10.12.12. И всё! А утром в четверг, 13 декабря, мать Миши сказала ему, что приезжала к ней секретарь комиссии по делам несовершеннолетних О. В. Гришунина с проверкой, пока он ездил в Мурашкино в Следственный Комитет, и сказала, что вам с доктором теперь несдобровать.

Всё это Миша рассказал мне около 12 часов дня, придя ко мне в кабинет в присутствии ещё нескольких человек, после чего я его направил к О. В. Гришуниной в здание администрации района, предложив самому с ней поговорить, может, мать не так её поняла, самому ей всё, что с ним случилось рассказать и обратиться к ней за помощью. Через час после того, как он ушел, телефон Миши Сорокина перестал отвечать на звонки, хотя гудки были. Я звонил ему несколько раз, потом позвонил О. В. Гришуниной, от неё я узнал, что она в отпуске и Мишу не видела, так как в здании администрации не появлялась. Я тогда ничего не заподозрил, не задумываясь, почему это она, находясь в отпуске, смогла найти возможность съездить к Мишиной маме домой, это же далеко, и своей машины у неё нет, я не подумал ещё и о том, зачем она мне дважды звонила до прихода Миши ко мне в кабинет и интересовалась дальнейшим развитием событий, куда и в какие инстанции я направляю жалобы, кто поехал на моей машине за рулём в Следственный Комитет в Б. Мурашкино.

Я всегда с ней очень открыто общался и сообщал ей как секретарю комиссии по делам несовершеннолетних о том, какие проблемы у детей, в семьях которых есть больные алкоголизмом, мы, в общем, дружили, капитан полиции, инспектор по делам несовершеннолетних Хорева С. Б., тоже дружит с ней. Однако Мишин телефон молчал, а я, связанный этой проклятой бумажкой «О похищении», уже не мог явиться к нему домой, как раньше. Напомню, что всё это происходило в четверг, 13 декабря 2012 года, после обеда и до вечера, а я всё названивал Мише на подаренный мною ему телефон и только гудки в ответ… Утром 14.12.12 Миша не пришел ко мне в машину и не ответил на звонок… Только утром в пятницу, 14 декабря, приехав на работу в 8 утра, я был огорошен известием о том, что ночью около 4-х часов скорая помощь констатировала его смерть дома. Предполагаемая причина смерти – самоубийство через повешение!

В субботу, 15.12.2012, вместе с директором техникума Тарасовой Г. А. и тремя преподавателями этого же техникума я приехал попрощаться с Мишей и выразить соболезнование его близким. Я увидел его в гробу и поклялся добиться наказания виновных в его смерти.

Никому больше уже не стал нужен Миша Сорокин! Ни Гришуниной О. В., ни инспектору ОПДН, которая теперь сдержит данное ему обещание снять с учёта, только причина снятия не совершеннолетие, которое должно было наступить в феврале, и которого он так боялся, потому что ему обещали посадить его сразу после совершеннолетия, а причина снятия с учёта – смерть, ни подполковнику Бычкову С.А.. Не пришли и те четверо сотрудников полиции, которые обещали посадить его за то, чего он не совершал. Только мать в чёрном платочке и сводный брат…

В комнате, где погиб Миша, не осталось ничего, все стены ободраны, как будто что-то сдирали, вещи в беспорядке лежат все в одной куче, такое ощущение, что их тщательно проверяли и кидали уже в кучу. Непонятно, куда делся его телефон, который я недавно ему подарил и сим-карта с его номером.

Я на этот номер после 8 часов 30 минут не звонил потому, что узнал что Миша погиб, однако до 8 утра 14.12.12 он отвечал гудками, а теперь молчит, неясно, когда он замолчал и где. Следствие по делу о самоубийстве проводили всё те же сотрудники Бутурлинского отдела полиции, которые якобы нашли у постели Миши бутылку лака, хотя умер он от повешения, но и на этот счёт точных данных у меня нет.

Остаётся неясным и процессуальный вопрос: некому написать заявление в прокуратуру о привлечении к уголовной ответственности сотрудников полиции по статье 110 УК РФ «Доведение до самоубийства» с отягчающими обстоятельствами!

Мать и брат настолько запуганы, что не хотят писать такое заявление, а через 3 дня всё спишут как простое самоубийство токсикомана, нанюхавшегося парами лака. Так вот, я, врач психиатр-нарколог Токаренко В. Б. заявляю, что последние 4 месяца Миша находился почти постоянно под моим контролем и не употреблял токсических растворителей, лишь однажды, около месяца назад, когда он внезапно не пришел ко мне, по моей просьбе капитан Хорева С. Б. разыскала его в квартире неблагополучного подростка, но без признаков опьянения, и, по её признанию, она была удивлена тем, что Миша очень просил не сообщать доктору об этом, так как ему очень стыдно!

За эти 4 месяца Миша стал учиться в техникуме, успевать на занятиях и, по отзывам педагогов, явно пошел в гору, ездил на спортивные соревнования по футболу, где его команда заняла 2-е место, преподаватели нарадоваться не могли, как он изменился в лучшую сторону, это заметили все, кроме тех, кто довёл его до самоубийства и теперь может уйти от ответственности.

Я дописываю эти строки сразу после того, как вернулся с похорон Миши Сорокина. Никто из тех, кто повинен в его смерти не рискнул явиться на похороны, пришли только соседи, преподаватели техникума, где он учился, и директор техникума Тарасова Г. А.. Моя дочка, которую Миша научил кататься на двухколёсном велосипеде, попросила положить ему на могилку свою любимую куклу, я передал эту куколку Г. А. Тарасовой потому, что сам не смог это сделать, стало плохо с сердцем, и меня сосед отвёз домой на моей машине.

Так ушел из жизни Миша Сорокин, не дожив до совершеннолетия двух месяцев...»